ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство) - Страница 98


К оглавлению

98

Своеобразно красива и стройна картина П. Кузнецова некоторые вещи Грекова, «Захват танков» Владимирова и другие. Немало больших коллективных портретов, которые нельзя не признать за настоящие картины. Несколько сухо, но необычайно тщательно в смысле иллюзионизма сделано «Заседание Реввоенсовета» Бродского. Превосходен и живой коллективный портрет Журавлева Последнее произведение интересно и по своей композиции. Эта группа пяти смеющихся фигур и головы их лошадей скомпонованы красиво, широко, четко. Несомненной картиной является также и коллективный портрет «Красные командиры» Яковлева Внутренне родственна с коллективными портретами и сильная группа Богородского, с ними тесно связана картина Максимова «Матросы «Авроры».

Я должен все же сказать, что в смысле конструкции картины, в смысле общего доминирующего в ней зрительного эффекта, в смысле умения привести к определенному строению сами краски молодые наши остовцы выдвинулись на первый план. Остовцы, конечно, смело отходят от действительности, и на первых порах это, может быть, не очень нравится большой публике. Но зато именно эта свобода от действительности, эта власть над своим полотном и своими красками дала им преимущество как композиторам, и нельзя не отметить, как картину в самом подлинном смысле этого слова, такие вещи, как «Демонстрация французских моряков» Вильямса, как «Оборона Петрограда» Дейнеки, как «Взятие английского блокгауза» Пименова. Нельзя не отметить глубоко драматической и в то же время живописной картины Радимова «Люди в рогожах». Имеется несколько удачных полуграфических портретов Кацмана. Я не собираюсь здесь перечислять все, что есть хорошего на выставке, и закончу только упоминанием о приятных и крепких, хотя и небольших по размеру работах Юона.

Несколько особняком стоит громадное полотно Кончаловского «Купание коней красноармейцами». Многое не может не радовать в этой картине. Она монументальна, и эта монументальность не выродилась в пустоту: при своей огромной величине с начала и до конца она жизнерадостна. Великолепны люди и великолепны животные, которых ласкает воздух и которые с удовольствием отдаются сейчас ласкам воды. Вся картина стройна, спокойна, насыщена каким–то самодовлеющим бытием, при этом построена по принципам, можно сказать, классическим: картина выполнена со зрелым мастерством, в котором каждый мазок говорит о современной живописи и ее живейших достижениях. Это — вещь прекрасная, и неудивительно, что ее хотят послать на Венецианскую выставку, чтобы щегольнуть сю перед европейцами. Я думаю, что на выставке, где изображено столько ужасных столкновений человеческих страстей и сил, столько страданий и экстатических подвигов, эта спокойная и счастливая картина дает хорошую ноту, дает предвкушение того великолепного отдыха после боев и трудов, стремление к чему озаряет эти труды и бои. Но нельзя не отрицать вместе с тем и некоторой абстрактности этой картины. Если не сделать надписи «Красноармейцы, купающие коней», то можно, разумеется, написать и просто «Люди и кони». Сама по себе такая абстрактность, может быть, и не плоха, но она отразилась несколько на всем настроении картины. В ней есть какое–то равнодушие. Не равнодушие автора к изображенным прекрасным животным (потому что люди тоже взяты как прекрасные животные), а именно равнодушие, присущее элементарным проявлениям природы, в разрезе каковых взят весь сюжет. Картина кажется холодной, она кажется напоминанием о вечных законах самодовлеющего бытия, в его, так сказать, аполитических и даже неразумных глубинах. Тут есть какая–то «слава жизни вообще», что–то от того приема, присущего очень и очень многим художникам пера, которым хочется подчеркнуть неправду человеческую, бросив после описания какого–нибудь кровавого эпизода фразу вроде такой: «а солнце вставало в полном своем великолепии, море волновалось, цветы благоухали, люди играли мускулами своего богатырского тела, медленно и спокойно вели радостно фыркающих лошадей купаться».

На выставке имеются, впрочем, и другие совершенно мирные мотивы. Это — мотивы строительства, намеки на великий отдых после боев, послепобедные мотивы. Мастерски сделаны вещи Машкова, посвященные закавказскому строительству. Интересно большое полотно Моравова, посвященное Волховстрою.

Скульптура на выставке кажется мне менее значительной. Наибольшее внимание мое привлекли вещи Манизера, в которых есть жизнь и какая–то грация.

ПЕРМСКИЕ БОГИ

Впервые — «Советское искусство», 1928, № 5.

Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 225—233.

Статья написана во время поездки Луначарского с агитационно–пропагандистским заданием по Уралу (Свердловск, Нижний Тагил, Лысьва, Пермь) и по Сибири (Степной Алтай, Кузбасс, также города, рабочие поселки и сельские центры на линии Омск — Новосибирск—Красноярск — Иркутск). Написанные Луначарским в результате этой поездки очерки встретили резкие возражения в художественной «левой» печати как эстетские (в частности, в новосибирской литературной газете «Настоящее»).

11 января Луначарский осмотрел Пермский музей и оставил следующую запись в книге посетителей: «Посетил художественную часть Пермского музея. Совершенно потрясающее впечатление производит богатейшая коллекция деревянных скульптур. Это ново, необычайно интересно с художественно – и культурно–исторической точки зрения и в то же время поражает своей художественной силой как в смысле своеобразного мастерства техники, так и по силе психологической выразительности.

98